Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - Страница 23

К оглавлению

23

Они оба были очень рѣшительные и мужественные люди.

— Что вы женитесь на миссъ Бенсонъ.

— Развѣ ты дѣлаешь домъ мой такимъ весёлымъ, что мнѣ не нужно другого собесѣдника? спросилъ отецъ.

— Не въ этомъ вопросъ, горячо сказалъ Филиппъ: — вы не можете и не должны жениться на этой дамѣ, сэръ.

— Почему?

— Потому, что передъ глазами Бога вы уже женаты, сэръ. И я клянусь, что завтра же разскажу эту исторію миссъ Бенсонъ, если вы будете настаивать на вашемъ намѣреніи.

— Такъ ты знаешь эту исторію? застоналъ отецъ.

— Да. Богъ да проститъ вамъ, сказалъ сынъ.

— Это проступокъ моей юности, въ которомъ я горько раскаялся.

— Простуновь? преступленіе! сказалъ Филиппъ.

— Довольно, сэръ! Каковъ бы ни былъ мой проступокъ, не вамъ обвинять меня.

— Если вы не храните вашу честь, я долженъ хранитъ её. Я сейчасъ же ѣду къ миссъ Бенсонъ.

— Если вы выйдете изъ этого дома, вы навѣрно не намѣрены возвращаться?

— Пустъ такъ. Кончимъ ваши счоты и разстанемся, сэръ.

— Филиппъ, Филиппъ! ты раздираешь мнѣ сердце! закричалъ отецъ.

— А вы развѣ думаете, что у меня на сердцѣ легко, сэръ? сказалъ сынъ.

Миссъ Бенсонъ не сдѣлалась мачихой Филиппа, но отецъ и сынъ не болѣе любили другъ друга послѣ этой ссоры.

Глава VI
БРАНДОНЫ

Торнгофская улица теперь довольно жалкое мѣсто, но домъ съ большимъ окномъ въ первомъ этажѣ, окномъ, нарочно увеличеннымъ для мастерской художника, домъ, на дверяхъ котораго виднѣется имя Брандовъ, имѣетъ видъ приличный не хуже любого дома въ этомъ кварталѣ. Мѣдная дощечка на дверяхъ всегда сіяетъ какъ выполированное золото. Когда приближается время къ Пасхѣ, много прекрасныхъ экипажей останавливается y дверей этого дома и опрятная служанка, или высокій итальянецъ, съ глянцовитой чорной бородой и золотыми серьгами въ ушахъ, ведутъ знатныхъ гостей въ гостиную бельэтажа, гдѣ живётъ мистеръ Ридли, живописецъ, и гдѣ его картины выставляются частнымъ образомъ прежде чѣмъ будутъ отданы въ академію.

Когда экипажи останавливаются, вы часто увидите краснолицаго мущину въ парикѣ оливкового цвѣта, кротко улыбающагося въ окнѣ гостиной нижняго этажа. Это капитанъ Ганнъ, отецъ дамы, нанимаюіцей этотъ домъ. Я не знаю, какъ онъ получилъ чинъ капитана, но онъ носилъ его такъ долго и такъ молодцовато, что нѣтъ уже никакой надобности разсматривать его права на этотъ чинъ. Онъ не предъявляетъ на него правъ, но и не отвергаетъ ихъ. Шутники, бывающіе y мистриссъ Брандонъ, умѣють всегда, какъ говорится, подстрекнуть ея отца, заведя рѣчь о Пруссіи, Франціи, Ватерлоо, или о сраженіяхъ вообще, пока Сестрица не скажетъ:

— Довольно и Ватерлоо, папа; вы уже всё разсказали о Ватерлоо. Перестаньте, мистеръ Бинсъ, пожалуйста перестаньте.

Молодой Бинсъ уже выпыталъ, какъ капитанъ Ганнъ (съ помощью Шо, лейбъ-гвардейца, убилъ двадцать-четыре французскихъ кирасира при Ватерлоо, «какъ капитанъ Ганнъ защищалъ Гугумонтъ», какъ «капитанъ Ганнъ, которому Наполеонъ Бонапартъ предлагалъ положить оружіе, закричалъ: «капитанъ милиціи умираетъ, но не сдаётся»; какъ «герцогъ Веллингтонъ, указывая на приближающуюся Старую Гвардію, закричалъ: «ну, Ганнъ, бросайся на нихъ!» Эти описанія были такъ смѣшны, что даже Сестрица, родная дочь капитана Ганна, не могла удержаться отъ смѣха, слушая ихъ. Сестрица любила посмѣяться — это такъ; она смѣялась надъ смѣшвыми книгами, смѣялась сама про себя, въ своёмъ тихомъ уголку за работой, смѣялась надъ картинами; а когда было нужно, и смѣялась и сочувствовала тоже. Ридли говорилъ, что онъ мало зналъ людей, которые умѣли бы такъ вѣрно судить о картинахъ, какъ мистриссъ Брандонь. У ней былъ кроткій характеръ и весёлое чувство юмора, отъ котораго на щекахъ ея появлялись ямочки, а глаза блестѣли, и доброе сердце, которое было глубоко опечалено и уязвлено, но всё-таки осталось мягко и кротко. Счастливы тѣ, чьи сердца, искушаемыя страданіемъ, всё-таки выздоравливаютъ. Нѣкоторые страдаютъ болѣзнями, отъ которыхъ выздоровѣть нельзя, и больные, изувѣченные, влачатъ свои жизнь кое-какъ.

Но Сестрица, подвергнувшись въ молодости страшному горю, была спасена милосерднымъ Провидѣінемъ, и теперь выздоровѣла даже до того, что признается, будто она счастлива и благодаритъ Бога, что можетъ быть признательна Богу и полезна людямъ. Когда умеръ бѣдный Монфишэ, она ухаживала за нимъ въ болѣзни съ такою же нѣжностью, какъ и его дорогая жена. Въ то время, когда она сама была огорчена и несчастна, отецъ ея, бывшій подъ властью у своей жены, жестокой и безтолковой женщины, выгналъ Каролину изъ дома, когда она воротилась къ нему съ разбитымъ сердцемъ, жертвою обольщенія негодяя; а когда старый капитанъ самъ попалъ въ нужду, самъ очутился бездоменъ, она отыскала его. Пріютила, кормила и поила. И съ этого дня раны ея начали излечиваться и, изъ признательности къ этому неизмѣримому благополучію, доставшемуся ей, она сама сдѣлалась опять счастлива и весела. Опятъ? У нихъ была старая служанка, которая не могла оставаться въ домѣ, потому что она была такъ ужасно непочтительна въ капитану, и эта женщина говорила, что она никогда не знала миссъ Каролину такой весёлой, такой счастливой, такой хорошенькой, какою она была теперь.

Итакъ капитанъ Ганнъ сталъ жить съ своею дочерью и покровительствовалъ ей съ большимъ достоинствомъ. Онъ имѣлъ нѣсколько фунтовъ ежегоднаго дохода, которые шли на его издержки въ клубѣ и его одежду. Мнѣ не нужно говоритъ, что клубъ его былъ таверна подъ вывѣскою «Головы Адмирала Бинга» съ Тотентэмской улицѣ, и тамъ капитанъ часто встрѣчалъ пріятное маленькое общество и постоянно хвастался своимъ прежнимъ богатствомъ.

23