Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - Страница 28

К оглавлению

28

Глава VII
IMPLETUR VETERIS BACCHI

Это время, это весёлое время Брандоно, устрицъ, лѣности, куренія, пѣсенъ по ночамъ и содовой воды по утрамъ, на головы одинокаго и холостого — это правда, но за то беззаботнаго; это время, когда денегъ было вдоволь, когда сегодня было весело, а о завтра не думалось, это время часто вспоминалось Филиппомъ впослѣдствіи. Мистеръ Филь не очень восторженно смотрѣлъ на жизнь. Плоды міра сего, которые онъ вкушалъ съ тайнымъ наслажденіемъ, я долженъ признаться, были самые обыкновенные, садовые, а честолюбіе лѣнтяя не заходило далѣе возможности гулять по солнечной сторонѣ сада, наѣсться до-сыта, а потомъ спокойно отдыхать въ бесѣдкѣ изъ виноградныхъ лозъ. Зачѣмъ родители матери Филя оставили ей тридцать тысячъ фунтовъ? Конечно, многіе были бы рады сдѣлать столько же для дѣтей своихъ; но если бы у меня было десять человѣкъ дѣтей, я оставилъ бы каждому изъ нихъ или по сту тысячъ, или одинъ насущный хлѣбъ.

— Люди созданы работать или лѣниться, утверждалъ Филиппъ съ своей обыкновенной энергіей выраженія. — Когда индійскій воинъ идётъ на охоту, онъ трезвъ, дѣятеленъ, неутомимъ; никакія опасности не устрашаютъ его и никакіе труды не утомляютъ. Онъ терпитъ зимній холодъ; онъ спитъ на лѣсныхъ листьяхъ; онъ питается кореньями или добычею своей стрѣлы. Когда онъ возвращается въ свою деревню, имъ наѣдается до пресыщенія; онъ спитъ можетъ быть до чрезмѣрности. Когда дичь съѣдена, а огненная вода выпита, опять онъ выступаетъ въ пустыню; онъ лазить ловче двуутробки; онъ душитъ медвѣдя. Я индѣецъ; этотъ клубъ мой вигвамъ. Барбара, моя жена, принеси мнѣ устрицъ, кружку пѣнящагося чорнаго пива блѣднолицыхъ, или я повѣшу твой черепъ съ волосами на шестѣ въ моей палаткѣ.

И Барбара, добрая, старая служанка въ этой тавернѣ бандитовъ отвѣтитъ, бывало:

— Какія вы пустяки болтаете, мистеръ Филиппъ!

Гдѣ теперь эта таверна? гдѣ всѣ весёлые люди, собиравшіеся тамъ? Вывѣска снята, пѣсня безмолвствуетъ, трубки разбиты и пепелъ разсѣялся по вѣтру,

Еще нѣсколько поболтаемъ о весёлыхъ дняхъ Филиппа — и довольно. Онъ былъ принятъ въ адвокаты и на ужинѣ, которымъ онъ праздновалъ своё вступленіе въ адвокатуру, собралось насъ человѣкъ двѣнадцать его старшихъ и младшихъ друзей. Квартира въ Пергаментской улицѣ была вся предоставлена ему въ этотъ день. Мистеръ Ван-Джонъ, кажется, уѣхалъ куда-то далеко на охоту, но мистеръ Кассиди былъ съ нами и многіе знакомыя Филиппа, школьные, свѣтскіе и университетскіе. Былъ отецъ Филиппа, и дядя Филиппа Туисденъ, и я, уважаемый и почтенный старшій его товарищъ въ школѣ, и другія изъ нашего бывшаго училища.

Вина были изъ погреба доктора Фирмина. Слуги его служили гостямъ. Отецъ и сынъ любили пышное гостепріимство, и относительно комфорта, пиръ Филиппа былъ богатый.

— Ужинъ, я люблю ужинъ больше всего! и для того, чтобы насладиться вашимъ ужиномъ, я съѣлъ за обѣдомъ только кусочекъ баранины! закричалъ мистеръ Туисденъ, встрѣчая Филиппа.

Мы нашли ого, пріѣхавъ изъ Темпля, гдѣ Филиппъ обѣдалъ въ залѣ коллегіи, въ парикѣ и мантіи, съ другими членами этой коллегіи, уже въ квартирѣ Филиппа и кушающаго десертъ молодого адвоката.

— Онъ здѣсь давно, сказалъ мистеръ Брайсь, занимавшій должность буфетчика: — такъ и бросился на оливки и макароны. Не буду удивляться, если онъ сунулъ ихъ въ карманы.

Брайсь не слишкомъ уважалъ мистера Туисжена, котораго достойный буфетчикъ откровенно называлъ скупымъ скотомъ. Между тѣмъ Тальботъ воображалъ будто старикъ уважаетъ его, всегда разговаривалъ съ Брайсомъ и обращался съ нимъ съ весёлымъ дружелюбіемъ.

Собрались другіе гости, непринадлежавшіе къ адвокатурѣ; мистеръ Туисденъ говорилъ за всѣхъ. Онъ сіялъ восторгомъ. Онъ чувствовалъ себя въ духѣ. Онъ распоряжался за столомъ Филиппа. Право никто никогда не подчивалъ гостепріимнѣе чужимъ виномъ; самъ Филиппъ былъ молчаливъ и растревоженъ. Я спросилъ его: не утомила ли его страшная церемонія, которую онъ только-что выдержалъ?

Онъ нѣсколько тревожно глядѣлъ на дверь, и зная нѣсколько о положеніи дѣлъ дома, я подумалъ, что, вѣроятно, онъ имѣлъ съ отцомъ одинъ изъ тѣхъ споровъ, которые въ послѣднее время случались такъ часто между ними.

Гости почти всѣ собрались, занимались разговоромъ и пили превосходное бордоское доктора, когда Брайсъ доложилъ о докторѣ Фирминѣ и мистерѣ Тёфтонѣ Гёнтѣ.

«Чортъ возьми мистера Тёфтона Гёнта!» чуть было не сказалъ Филиппъ, однако онъ вскочилъ, подошелъ къ отцу и встрѣтилъ его очень почтительно; потомъ онъ поклонился джентльмэну, представленному подъ именемъ мистера Гёнта, и они сѣли за столъ, докторъ занялъ своё мѣсто съ своей обыкновенной изящной граціей.

Разговоръ, довольно живой до пріѣзда доктора Фирмина, нѣсколько утихъ при его появленіи.

— У насъ была ужасная ссора два дня тому назадъ, шепнулъ мнѣ Филиппъ. — Мы пожали руку другъ другу и примирились, какъ вы видите. Онъ не долго останется: за нимъ пришлютъ черезъ полчаса. Онъ скажетъ, что за нимъ прислала герцогиня, и поѣдетъ пить чай въ клубъ.

Докторъ Фирминъ поклонился и грустно улыбнулся мнѣ, пока Филиппъ говорилъ. Кажется, я немножко покраснѣлъ, мнѣ сдавалось, что докторъ зналъ, о чомъ его сынъ говорилъ св мной. Онъ тотчасъ началъ разговоръ съ лордомъ Эскотомъ; онъ надѣялся, что отецъ его здоровъ.

— Вы поддерживаете его здоровье, докторъ. Вы не даете мнѣ возможности сдѣлаться его наслѣдникомъ, сказалъ молодой лордъ.

— Передавайте же бутылку, молодые люди! Мы намѣрены проводить васъ всѣхъ отсюда! кричитъ Тальботъ Туисденъ съ твёрдымъ намѣреніемъ попировать на чужой счотъ.

28