И мистеръ Бондь вышелъ. Теперь я спрашиваю васъ: можно ли было сохранить тайну, услышанную сквозь стеклянную дверь мистриссъ Овзъ, хозяйки «Адмирала Бинга» и мистеромъ Ридли, отцомъ Джона Джэмса и раболѣпнымъ супругомъ мистриссъ Ридли? Въ этотъ же самый день, за чаемъ, мужъ сообщилъ мистриссъ Ридли (cъ своамъ благороднымъ краснорѣчіемъ) слышанный имъ разговоръ. Согласились отправить посольство въ Джону Джэмсу по этому дѣлу и спросить его совѣта, и Джонъ Джемсъ былъ такого мнѣпія, что этотъ разговоръ слѣдуетъ передать мистеру Филиппу Фирмину, который потомъ ужь будетъ дѣйствовать какъ самъ найдетъ лучшимъ.
Какъ? его родная тётка, кузины, дядя составили планъ опровергнуть его законное происхожденіе и лишить его наслѣдства его дѣда? Это казалось невозможно. Разгорячившись отъ этихъ странныхъ извѣстій, Филиппъ явился къ своему совѣтнику, мистеру Пенденнису, и разсказалъ ему что случилось. Самоотверженіе Сестрицы было такъ благородно, что Филиппъ не могъ не оцѣнить его, и между молодымъ человѣкомъ и этой маленькой женщиной еще тѣснѣе, еще тѣснѣе прежняго скрѣпились узы дружбы. Но эти Туисдены, его родственники, рѣшились поручить юристу отнять у него его наслѣдство! О! это было низко! Филиппъ кричалъ, топалъ ногами, разсказывая свои обиды съ своимъ обыкновеннымъ энергическимъ способомъ выраженія. Что же касается его кузена Рингуда Туисдена, то Филь часто чувствовалъ сильное желаніе свернуть ему шею и столкнутъ его съ лѣстницы.
— А дядя Тальботъ?… я давно зналъ, что онъ дуракъ, хвастливый старичишка, но никогда не считалъ его способнымъ на это. А дѣвушки… ахъ, мистриссъ Пенденнисъ! вы такъ добры, такъ ласковы, хотя вы ихъ ненавидите — я это знаю — вы не можете сказать, вы не скажете, что и онѣ были въ заговорѣ?
— Но если Туисденъ добивается только того, что онъ считаетъ своей собственностью? спросила мистриссъ Пенденнисъ. — Если вашъ отецъ былъ женатъ на мистриссъ Брандонъ, вы были бы его незаконнымъ сыномъ; а какъ незаконный сынъ, не имѣли бы права на половину состоянія вашего дѣда. Дядя вашъ, Тальботъ, играетъ роль честнаго и справедливаго человѣка въ этомъ дѣлѣ. Онъ Брутъ и произноситъ вашъ приговоръ съ сердцемъ, обливающемся кровью.
— А семейство своё удалилъ, заревѣлъ Филь:- чтобы ихъ не огорчило зрѣлище казни! Теперь понимаю всё. Желалъ бы я, чтобы кто-нибудь тотчасъ проткнулъ меня ножомъ и прекратилъ мою жизнь. Теперь вижу всё. Знаете ли, что на прошлой недѣлѣ я быль въ Бонашской улицѣ и не видалъ никого? У Агнесы болѣло горло, мать ухаживала за нею; Бланшъ вышла минуты на двѣ и была такъ холодна — такъ холодна, какъ бывала холодна лэди Айсбергъ съ нею. Онѣ должны ѣхать для перемѣны воздуха; онѣ уже и уѣхали назадъ тому три дня, между-тѣмъ какъ Тальботъ и эта эхидна сынъ его, Рингудъ, тайно совѣщались съ своимъ милымъ, новымъ другомъ, мистеромъ Гёнтомъ. Чор… Извините, мистриссъ Пенденнисъ, но я знаю, что вы всегда извиняли мои энергическія выраженія.
— Хотѣлось бы мнѣ видѣть эту Сестрицу, мистеръ Фирминъ. Она не эгоистка, она ничего не придумала такого, что могло бы сдѣлать вамъ вредъ, замѣтила моя жена.
— Ангелъ съ такимъ добрымъ и чистымъ сердечкомъ, что я таю при одной мысли о ней, сказалъ Филиппъ, закрывая глаза своей большой рукою. — Чѣмъ мущины пріобрѣтаютъ любовь нѣкоторыхъ женщинъ? Мы не заслуживаемъ такой любви; мы не платимъ за нея взаимностью; онѣ дарятъ намъ её. Я ничѣмъ не отплатилъ за всю эту любовь и доброту, но я немножко похожъ на моего отца въ то время, когда она имѣла къ нему привязанность. И посмотрите, она готова умереть, чтобы услужить мнѣ! Удивительны вы, женщины! и ваша вѣрность и ваше непостоянство изумительны равно. Что могли найти женщины въ докторѣ, чтобы обожать его? Какъ вы думаете? не-уже-ли отецъ мой могъ когда-нибудь быть достоинъ обожанія, мистриссъ Пенденнисъ? Однако я слышалъ отъ моей бѣдной матери, что она была принуждена выйти за него. Она знала, что это была дурная партія, но никакъ не могла преодолѣть себя. Отчего отецъ мой былъ такой очаровательный? Онъ не по моему вкусу. Между нами, я думаю онъ… всё равно, что бы то ни было.
— Я думаю, намъ лучше не говоритъ объ этомъ? сказала моя жена съ улыбкою.
— Совершенно справедливо, совершенно справедливо; только я болтаю всё, что у меня на душѣ. Никакъ не могу смолчать! кричитъ Филь, грызя свои усы. — Если бы моё состояніе зависѣло отъ моего молчанія, я былъ бы нищимъ — это фактъ. Однако, скажите мнѣ: не странно ли, что дѣвушекъ и тётку Туисденъ выслали изъ Лондона именно въ то время, когда производилась эта маленькая атака на мое имущество?
— Вопросъ рѣшонъ, сказалъ мистеръ Пенденнисъ. — Вамъ возвращены ваши atavus regibis и почести вашихъ предковъ. Теперь дядя Туисденъ не можетъ получить ваше имущество безъ васъ. Мужайтесь, мой милый, онъ можетъ взять его вмѣстѣ съ вами.
Бѣдный Филь не зналъ, но мы — вѣдь мы довольно проницательны, когда дѣло не касается нашихъ благородныхъ личностей — примѣтили, что милая тетушка Филиппа водила за носъ юношу, и когда онъ отвёртывался, подавала надежды болѣе богатому поклоннику своей дочери.
Положа руку на сердце, я могу сказать, что жена моя такъ мало вмѣшивается въ чужія дѣла, какъ только возможно; но когда дѣло идётъ о вѣроломствѣ въ любовныхъ дѣлахъ, она тотчасъ вспыхнетъ и будетъ преслѣдовать до гробовой доски бездушнаго мущиниу или бездушную женщину, которые нарушатъ священные законы любви. Неуваженіе въ этому священному союзу возбуждаетъ въ ней пылъ негодованія. Въ секретныхъ признаніяхъ въ спальной, она высказала мнѣ свои мысли о поведеніи миссъ Туисдень съ этимъ противнымъ арапомъ — какъ она называетъ капитана Улькома — и когда я вздумалъ-было пошутить, мистриссъ Пенденнисъ раскричалась, что это дѣло слишкомъ серьёзное для того, чтобы шутить надъ нимъ, и удивлялась какъ ея мужъ могъ отпускать остроты на этотъ счотъ. Можетъ быть въ ней не было того тонкаго чувства юмора, какимъ обладаютъ нѣкоторые люди, или она имѣла болѣе благоговѣнія къ священному чувству любви. По ея вѣрованіямъ, бракъ — священное таинство и она никогда не говорила о немъ безъ благоговѣнія.