Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - Страница 74

К оглавлению

74

— Этотъ благородный молодой человѣкъ, говорить мой генералъ:- этотъ благородный, благороднѣйшій Филиппъ Фирминъ.

Я признаюсь, что поведеніе его дѣйствительно было благородно.

— Пока ты была въ церкви, онъ вошолъ сюда — вотъ въ эту самую комнату, гдѣ и сидѣлъ, сомнѣваясь и отчаяваясь, держа молитвенникъ передъ глазами и не находя въ нёмъ утѣшенія. И онъ сказалъ мнѣ: „генералъ, мнѣ надо поговорить съ вами о завѣщаніи моего дѣда. Вы навѣрно не предполагаете, что, если мой отецъ обманулъ васъ и разорилъ меня, то я взыщу его вину съ невинныхъ и дѣтей?“ Это были собственныя слова молодого человѣка, и, о Элиза! какое угрызеніе почувствовалъ я, когда вспомнилъ, что мы говорили о нёмъ жестоко; у него дѣйствительно обращеніе бывало иногда надменно и грубо, и я слышалъ о нёмъ разныя разности, которымъ теперь не вѣрю.

Весь понедѣльникъ мой бѣдный мужъ принуждёнъ былъ лежать въ постели: съ нимъ сдѣлался сильный припадокъ его лихорадки; но вчера онъ былъ опять веселъ и здоровъ, а Пенденнисы брали Шарлотту кататься и были очень вѣжливы. Она напоминаетъ мнѣ мистриссъ Томъ Флечеръ изъ конной артиллеріи; но мнѣ кажется я упоминала объ этомъ прежде. Весь листъ исписанъ. Кланяюсь Мак-Гиртеру и дѣтямъ и остаюсь любящей сестрой моей возлюбленной Эмили,

«ЭЛИЗОЙ БЭЙНИСЪ»

Глава XVII
BREVIS ESSE LABORO

Генералъ Бэйнисъ впослѣдствіи увѣрялъ, что никогда лихорадка не являлась и не исчезала такъ пріятно, какъ тотъ припадокъ о которомъ генеральша упоминала въ письмѣ къ своей сестрѣ маіоршѣ Мак-Гиртеръ. Какое блаженство проснуться послѣ страшныхъ сновидѣній, въ которыхъ представлялись смерть, демоны и пытка, и увидать, что страшная мысль о разореніи, въ послѣдніе мѣсяцы преслѣдовавшая добродушнаго джентльмэна, исчезла навсегда! Какъ старшій сынъ можетъ поступить въ университетъ, а второй въ полкъ, обѣдъ и завтракъ уже не будутъ отравляться страшными опасеніями о завтрашнемъ днѣ, и старый воинъ опять повторялъ благодарственныя молитвы и благословлялъ своего благодѣтеля.

Филиппъ думалъ объ этомъ добромъ своёмъ поступкѣ только въ томъ отношеніи, что ему было пріятно осчастливить другихъ людей. Онъ столько же былъ неспособенъ отнять всё состояніе у старика и погрузить въ бѣдность его невинную семью, сколько былъ неспособенъ украсть ложки съ моего стола. Но другіе люди за то цѣнили высоко его добродѣтель, а между прочимъ моя жена, которая положительно вздумала обожать этого молодого джентльмэна, и мнѣ кажется позволила бы ему даже курить въ своей гостиной. Богу извѣстно, какой шумъ и какіе грозные взгляды поднялись бы, еслибы хозяинъ дома вздумалъ выкурить сигару; но вѣдь я за то никогда не отказался бы предъявить свои права только потому, что это могло бы показаться неудобнымъ для какого-нибудь старика; я такъ и сказалъ мистриссъ Бэнъ. Но женщины смотрятъ на вещи не съ практической точки зрѣнія, и справедливость, если она не оттѣнена маленькимъ романизмомъ, не уважается ими.

Такимъ образомъ за то, что Филиппъ сдѣлалъ этотъ великодушнѣйшій, но и сумасброднѣйшій поступокъ, его возвели въ званіе совершеннѣйшаго preux chevalier. Самые великолѣпные обѣды заказывались для него. Мы должны были ждать, пока онъ явился къ чаю, а онъ почти всегда опаздывалъ. Дѣтей посылали цаловать дядю Филиппа, какъ его теперь называли. Дѣтей? Я удивляюсь какъ сама мать не вскакивала и не бѣжала также его цаловать. Elle on était capable. А демонстраціи, происходившія между мистриссъ Пенденнисъ и ея новой пріятельницей, миссъ Шарлотой Бэйнисъ, были просто смѣшны; двѣ пансіонерки не могли вести себя не менѣе; и я не знаю которая казалась моложе другой. Разговорамъ, встрѣчамъ на укрѣпленіяхъ, на пристани мало ли еще гдѣ! не было конца. Слуги безпрерывно ходили взадъ и вперёдъ съ письмами отъ возлюбленной Лоры къ возлюбленной Шарлоттѣ, отъ милѣйшей Шарлотты въ милѣйшей мистриссъ Пенденнисъ. Мало того, жена моя дошла даже до того, что говорила будто мать возлюбленной Шарлотты, мистриссъ Бэйнисъ, была предостойная, преумная женщина и предобрая матъ — женщина, у которой языкъ никогда не переставалъ болтать о полку, о всѣхъ офицерахъ и o женахъ всѣхъ офицеровъ, о которыхъ, сказать мимоходомъ, она могла сообщить весьма мало хорошаго.

— Достойная мать, моя милая! она? говорю я. Но, Боже милостивый! мистриссъ Бэйнисъ была бы страшной тёщей!

Я задрожалъ при мысли имѣть такую пошлую, суровую, дурно-воспитанную женщину своею тещей. На это мистриссъ Лора возразила совершенно брюзгливымъ тономъ:

— О, какая это пошлость, Эртёръ, со стороны человѣка, qui vent passer pour un homme d'esprit! Та вѣчно нападаешь на тёщей! Когда наши дочери выйдутъ замужъ ты способенъ учить ихъ мужей бранить, презирать ихъ тёщу. Способенъ онъ, мои душечки? способенъ онъ, мои родныя? (Это относилось въ дѣтямъ). Полно! я не имѣю терпѣнія слышать подобный разговоръ.

— Ну, душа моя, мистриссъ Бэйнисъ препріятная женщина; а когда я услышу этотъ разсказъ о шотландцахъ на Мысѣ Доброй Надежды еще нѣсколько разъ (я не привожу его здѣсь, потому-что онъ нисколько не относится къ настоящей исторіи), навѣрно онъ мнѣ очень понравится.

— А! вотъ идётъ Шарлотта. Какъ я рада! какая она хорошенькая! какой цвѣтъ лица! Какое милое существо!

На всё это, разумѣется, я не могъ противорѣчить, потому-что дѣвушку свѣжѣе, красивѣе, съ болѣе нѣжнымъ голосомъ, личикомь, смѣхомъ трудно было найти.

— Отчего мама любитъ Шарлотту больше насъ? говорить наша милая и справедливо негодующая старшая дочь.

— Я не могла бы любить её больше, если бы была ея свекровью, говоритъ Лора, подбѣгая въ своей молоденькой пріятельницѣ и бросая на меня взглядъ черезъ плечо.

74