— Онъ не можетъ забыть, что онъ былъ франтомъ, этотъ Фирминъ, и поступаетъ какъ джентльмэнъ. Онъ воротился съ нами въ нашу гостинницу; а кто, вы думаете, въѣхалъ на дворъ и вышелъ изъ кареты? Лордъ Рингудъ; вы знаете Лорда Рингуда, всѣ его знаютъ. «Какъ! это вы, Филиппъ? сказалъ его сіятельство, протягивая руку молодому человѣку: — приходите ко мнѣ завтракать завтра утромъ.»
Какъ же это случилось, что лордъ Рингудъ, у котораго инстинктъ самосохраненія былъ силёнъ, который, я боюсь, былъ немножко эгоистъ и который, какъ мы слышали, отдалъ приказаніе не принимать Филиппа, вдругъ передумалъ и дружелюбно привѣтствовалъ молодого человѣка? Во-первыхъ, Филиппъ вовсе не безпокоилъ его сіятельство своими посѣщеніями; во-вторыхъ, случилось, къ счастью, въ самый день ихъ встрѣчи, его его сіятельство обѣдать у извѣстнаго парижскаго жителя и bon vivant милорда виконта Трима, который былъ губернаторомъ острововъ Саго, когда полковникъ Бэйнисъ стоялъ тамъ своимъ полкомъ. Генералъ встрѣтился въ церкви съ старымъ вест-индскимъ губернаторомъ; милордъ Тримъ прямо попросилъ генерала Бэйниса къ обѣду, гдѣ былъ и лордъ Рингудъ съ другими знатными гостями, которыхъ теперь мы не имѣемъ нужды называть. Уже было говорено, что Филиппъ Рингудъ, братъ милорда, и капитанъ Бэйнисъ была въ молодости короткими друзьями и что полковникъ умеръ на рукавъ капитана. Лордъ Рингудъ, имѣвшій превосходную память, когда они хотѣлъ прибѣгать къ ней, вздумалъ при этомъ случаѣ вспомнить генерала Бэйниса и его короткость съ своимъ братомъ въ былые дни. Они разговорились объ этихъ былыхъ дняхъ. Я полагаю, что превосходное вино лорда Трима сдѣлало генерала краснорѣчивѣе обыкновеннаго. Въ разговорѣ генералъ назвалъ Филиппа и, разгорячившись отъ вина, осыпалъ самыми восторженными похвалами своего молодого друга и упомянулъ, какъ благородно и бёзкорыстно поступилъ Филиппъ съ нимъ. Можетъ быть лорду Рингуду было пріятно слышать эти похвалы внуку своего брита; можетъ быть онъ думалъ о прежнихъ временахъ, когда у него было сердце и онъ любилъ своего брата. И хотя онъ, можетъ быть считалъ Филиппа Фирмина нелѣпымъ олухомъ за то, что онъ отказался отъ всякихъ правъ, которыя онъ могъ имѣть на состояніе генерала Бэйниса, по-крайней-мѣрѣ я не сомнѣваюсь, что его сіятельство подумалъ: «невѣроятно, чтобы этотъ мальчикъ просилъ денегъ у меня!» Вотъ почему, когда онъ воротился въ свою гостинницу, послѣ этого обѣда и на дворѣ увидалъ этого самаго Филиппа Фирмина, внука его брата: сердце стараго вельможи наполнилось добрымъ чувствомъ и онъ пригласилъ Филиппа къ себѣ.
Я описывалъ нѣкоторыя странности Филиппа; между прочимъ, въ наружности его произошла весьма замѣчательная перемѣна вскорѣ послѣ его разоренія. Можетъ ли новый сюртукъ или жилетъ доставить удовольствіе тому, чья молодость уже прошла? Я скорѣе думаю, что въ человѣкѣ среднихъ лѣтъ новое платье возбуждаетъ тревожное чувство — не оттого, чтобы оно было узко, хотя и это можетъ быть причиною, но по своему лоску и великолѣпію. Когда мой покойный другъ мистриссъ подарила мнѣ изумрудный жилетъ съ золотыми разводами, я тотчасъ надѣлъ его въ Ричмондъ обѣдать съ нею, но застегнулся такъ, что навѣрно въ омнибусѣ никто не видалъ, какой на мнѣ яркій жилетъ. Десять лѣтъ онъ составлялъ главное украшеніе моего гардероба, и хотя я никогда не осмѣивался надѣть его во второй разъ, я всегда думалъ съ тайнымъ удовольствіемъ, что я обладаю такимъ сокровищемъ. Любятъ ли шестидесятилѣтнія женщины красивые и модные наряды? Но это разсужденіе заводитъ насъ слишкомъ далеко. Я желаю замѣтить фактъ, нерѣдко случавшійся на моей опытности, что мущины, бывшіе большими щоголями, часто и вдругъ бросаютъ великолѣпные костюмы и съ большимъ удовольствіемъ наряжаются въ самые поношенные сюртуки и шляпы. Нѣтъ, почти всѣ мущины не тщеславны насчотъ своего костюма. Напримѣръ, нѣсколько лѣтъ назадъ, мущины щеголяли красивыми ногами. Посмотрите, какъ рѣшительно всѣ они бросили свои хорошенькіе сапожки и носятъ огромные толстые, безобразные спокойные сапоги!
Когда Филиппъ Фирминъ появился въ Лондонѣ, тамъ были еще дэнди, еще были ослѣпительные бархатные и штофные жилеты, еще были булавки, пуговицы, цѣпочки и разная фантастическая роскошь. У него былъ великолѣпный серебряно-вызолоченный несессеръ, подаренный ему отцомъ (за который, правда, докторъ позабылъ заплатить, предоставивъ это сыну).
— Это вещь вовсе ненужная, сказалъ достойный докторъ:- но бери её всегда съ собою: въ деревенскомъ замкѣ она имѣетъ хорошій видъ на тоалетѣ мущины. Это позируетъ человѣка — ты понимаешь. Я зналъ женщинъ, приходившихъ взглянуть на это. Ты можетъ быть скажешь, что это бездѣлица, мой милый, но къ чему же пренебрегать какою бы то ни было возможностью на успѣхъ въ жизни?
Когда въ нимъ случилось несчастье, юный Филиппъ бросилъ всѣ эти великолѣпныя сумасбродства. И право, врядъ ли человѣкъ, болѣе странной наружности, разгуливать по мостовой лондонской или парижской. Онъ самъ часто говорилъ:
— Всѣ карпетки мои въ дырахъ мистриссъ Пенденнисъ, всѣ пуговицы у рубашекъ оборваны, должно быть у меня дурная прачка.
Когда Сестрица ворвалась въ его комнаты въ его отсутствіе, она говорила, что у ней чуть волосы не встали дыбомъ, когда она увидала въ какомъ состояніи находился его бѣдный гардеробъ. Я полагаю, что мистриссъ Брандонъ положила обманомъ бѣлья въ его комоды. Онъ этого не зналъ; онъ преспокойно носилъ свои рубашки. Куда дѣвались чудныя палевыя перчатки прошлаго года? Его большія голыя руки (которыми онъ такъ величественно размахивалъ) были теперь такъ смуглы, какъ у индійца. Онъ очень намъ нравился въ дни его великолѣпія; теперь въ его поношеномъ костюмѣ мы любили его.