Хотя нѣжность къ сыну и удовольствіе, которое онъ находилъ въ обществѣ капитана Ганна, часто привлекали мастера Ридли въ Торнгофскую улицу и въ клубъ Адмирала Бинга, гдѣ они оба были главными членами, Ридли старшій принадлежалъ къ другимъ клубамъ, гдѣ буфетчикъ лорда Тодмордена пользовался обществомъ буфетчиковъ другихъ вельможъ; и мнѣ сказали, что въ этихъ клубахъ Ридли называли «Тодморденомъ» долго послѣ того, какъ его отношенія съ этому почтенному вельможѣ превратились.
Въ одномъ изъ этихъ клубовъ буфетчика лорда Тодмордена постоянно встрѣчался съ буфетчикомъ лорда Рингуда, когда ихъ сіятельства находились въ Лондонѣ. Эти джентльмены уважали другъ друга, и когда встрѣчались, сообщали одинъ другому своё мнѣніе объ обществѣ и о характерѣ благородныхъ особъ которымъ они служили. Рёджъ зналъ всё о дѣлахъ Филиппа Фирмина, побѣгъ доктора, великодушный поступокъ Филиппа. И Рёджъ сравнивалъ благородное поведеніе молодого человѣка съ поведеніемъ нѣкоторыхъ подлипалъ, которыхъ онъ не хотѣлъ тогда назвать, но которые всегда говорили дурно о бѣдномъ молодомъ человѣкѣ заглаза и ползали передъ милордомъ, а ужь другихъ такихъ низкихъ обманщиковъ найти мудрено. Конечно, о вкусахъ спорить нельзя, но онъ, Рёджъ, не выдалъ бы свою дочь за негра.
Въ тотъ день, когда мистеръ Фирминъ ходилъ къ лорду Рингуду, былъ одинъ изъ самыхъ худшихъ дней милорда, когда приближаться къ нему было почти также опасно, какъ къ бенгальскому тигру.
— Когда у него припадокъ подагры, его сіятельство проклинаетъ и ругаетъ всѣхъ, замѣчалъ Рёджъ;- всѣхъ, даже пасторовъ и дамъ — ему всё равно. Въ тотъ самый день, когда былъ мистеръ Фирминъ, милордъ сказалъ мистеру Туисдену:
«— Вонъ отсюда! Не смѣйте приходить сюда затѣмъ, чтобы клеветать и чернить этого бѣднягу». И Туисденъ ушолъ, поджавъ хвостъ, и говорилъ мнѣ:
«— Рёджъ, милордъ необыкновенно нехорошъ сегодня. Ну, не больше какъ черезъ часъ является бѣдный Филиппъ, и милордъ только-что выслушавшій отъ Туисдена объ этой молодой дѣвицѣ, напустился на бѣднаго молодого человѣка и разругалъ его хуже чѣмъ Туисдена. Но мистеръ Фирминъ не изъ такихъ; онъ не позволитъ никому бранить себя, и вѣрно отплатилъ милорду тѣмъ же, потому-что я собственными ушами слышалъ какъ страшно милордъ ругалъ его. Когда у милорда припадокъ подагры, онъ просто страшенъ, говорю я вамъ. Но у насъ на Рождество гости приглашены въ Унигэтъ, и мы должны быть тамъ. Онъ вчера принялъ лекарство и сегодня такъ ругается и бѣсится на всѣхъ, словно у него бѣлая горячка. А когда мистеръ и мистриссъ Туисденъ пріѣхали въ этотъ день (если вы выгоните этого человѣка въ дверь, онъ навѣрно спустится въ трубу) — онъ не захотѣлъ ихъ видѣть. А мнѣ закричалъ:
«— Если придётъ Фирминъ, швырни его съ лѣстницы — слышишь?» но ругается и клянётся, что никогда больше не пустить его къ себѣ на глаза. Но это еще не всё, Ридли. Онъ послалъ за Брадгэтомъ, своимъ стряпчимъ, въ этотъ же самый день. Взялъ назадъ своё завѣщаніе, на которомъ я самъ подписывался свидѣтелемъ — я и Уилькоксь, хозяинъ гостинницы — и я знаю, что онъ отказалъ что-то Фирмину. Помяните мои слово: онъ хочетъ сдѣлать что-нибудь нехорошее этому бѣдному молодому человѣку.
Мистеръ Ридли пересказалъ подробно весь этотъ разговоръ своей пріятельницѣ, мистриссъ Брандонъ, зная, какое участіе принимала она въ этомъ молодомъ джентльмэнѣ; и съ этими непріятными извѣстіями мистриссъ Брандонъ пришла посовѣтоваться съ тѣми, кто — какъ говорила добрая сидѣлка — были лучшими друзьями Филиппа на свѣтѣ. Мы желали бы утѣшить Сестрицу, но всѣмъ было извѣстно, какой человѣкъ былъ лордъ Рингудъ, какъ онъ былъ самовластенъ, какъ мстителенъ, какъ жестокъ.
Я зналъ мистера Брадгэта, стряпчаго, съ которымъ у меня были дѣла; я и пошолъ къ нему болѣе затѣмъ, чтобы говорить и дѣлахъ Филиппа, чѣмъ о своихъ. Но Брадгэтъ увидалъ значеніе моихъ вопросовъ и отказался отвѣчать на нихъ.
— Мы съ моимъ кліентомъ не закадычные друзья, сказалъ Брадгэта: — но я обязанъ оставаться его стряпчимъ и не долженъ говорить вамъ, находится ли имя мистера Фирмина въ завѣщаніи его сіятельства или нѣтъ. И какъ могу я это знать? Онъ можетъ измѣнить своё завѣщаніе, можетъ оставить Фирмину деньги, можетъ и не оставить. Я надѣюсь, что молодой Фирминъ не разсчитываетъ на наслѣдство, а если разсчитываетъ, онъ можетъ обмануться. Я знаю десятки людей, которые имѣютъ разныя надежды и не получатъ ничего.
Вотъ весь отвѣтъ, какого я могъ добиться отъ стряпчаго,
Я пересказалъ это моей женѣ. Разумѣется, каждый послушный мужъ разсказываетъ всё послушной женѣ. Но хотя Брадгэтъ обезкуражилъ насъ, всё-таки у насъ оставалась надежда, что старый вельможа обезпечитъ нашего друга, потомъ Филиппъ женится на Шарлоттѣ, потомъ онъ всё болѣе и болѣе будетъ заработывать въ своей газетѣ, потомъ онъ будетъ счастливъ навсегда. Жена моя считала яйца не только прежде чѣмъ они были высижены, но даже прежде, чѣмъ она были снесены. Никогда не видалъ ни въ чьёмъ характерѣ такого упорнаго упованія. Я съ другой стороны смотрю на вещи, съ раціональной и унылой точки зрѣнія; а если дѣло кончится лучше, чѣмъ я ожидалъ, я любезно сознаюсь, что я ошибся.
Но насталъ день, когда мистеръ Брадгэтъ не считалъ уже себя обязаннымъ хранить молчаніе о намѣреніяхъ своего благороднаго кліента. Это было за два дня до Рождества, и я, по обыкновенію, зашолъ послѣ полудня въ клубъ. Между посѣтителями происходило нѣкоторое волненіе. Тальботъ Туисденъ всегда приходилъ въ клубъ десять минутъ пятого и спрашивалъ вечернюю газету такимъ тономъ, какъ-будто содержаніе ея было для него чрезвычайно важно. Возьмётъ, бывало, за пуговицу своихъ знакомыхъ и разсуждаетъ съ ними о передовой статьѣ этой газеты съ изумительный серьёзностью. Въ этотъ день они пришолъ въ клубъ десятью минутами позже обыкновеннаго. Вечернюю газету читали другіе. Лампы на столѣ освѣщали головы плешивыя, сѣдыя, въ парикахъ. Въ комнатѣ слышался говоръ: